— Нет, только не вы, Траутмэн. Вас кровь не смущает. Вы привыкли.

Траутмэн не ответил, просто смотрел.

Кто-то из полицейских сказал:

— Может быть, Керн прав. Может быть, вам лучше не говорить.

— Эй, Траутмэн, а ведь я это сделал. Сказал, что сделаю, и сделал.

— О чем это он? — спросил полицейский. — Я не понимаю.

Траутмэн жестом велел ему замолчать.

— Я ведь говорил, что перехитрю его, разве нет? — Голос Тисла звучал по-детски. Ему это не понравилось, но он ничего не мог с собой сделать. — Он был здесь, сбоку крыльца, а я вон там, у того крыльца, и я чувствовал — он ждет, когда я выйду. Ваша школа хорошо его обучила, Траутмэн. Он делал в точности, как учили, поэтому я смог его перехитрить. — Его удивляло, что рана не болит, ничто не мешает ему говорить и слова льются ровным потоком. Ах да, это потому, что он умирает. — Я представил себе, что я — это он. Понимаете? Я думал о нем постоянно и теперь точно знаю, где он и что делает. И вот тогда я понял, чего он ждет: что я приду сзади, через двор, где деревья и темно, но уж никак не со стороны улицы, потому что там все освещено огнем пожара. Понимаете, Траутмэн? Ваша школа обучила его партизанским боям в гористой местности, и он инстинктивно повернул к деревьям и кустарнику. Но я, после того, что он сделал со мной в холмах, поклялся, что никогда не буду воевать на его условиях, только на моих.

Помните, что я вам говорил? Это м о и город. И я это сделал — перехитрил его, Траутмэн. Он получил мою пулю в грудь.

Траутмэн по-прежнему молчал. Он очень долго смотрел, потом показал на рану Тисла.

— Это? Вы об этом? Но я же говорил. Ваша школа хорошо его обучила. Боже мой, какая у него реакция.

Взрыв встряхнул, казалось, весь город, небо осветилось.

— Цистерны взорвались, — злобно пробормотал полицейский.

Вернулся Керн.

— Его там нет.

— Знаю. Я хотел об этом вам сказать.

— Мои люди ищут его. Он оставил след — кровь.

Послышался крик со стороны дома:

— Он пошел по детской площадке!

— Не кричи так громко, ты же его предупреждаешь!

— Не беспокойтесь, — сказал Тисл. — На детской площадке его нет.

— Откуда у вас такая уверенность? Вы же здесь довольно долго пролежали. Сейчас он может быть где угодно.

— Нет. Необходимо представить себя на его месте. Нужно притвориться, что вы — это он. Он ползком пересек детскую площадку, перелез через изгородь и сейчас лежит в кустах куманики. Я сбежал от него по таким зарослям, в лесу они прямо-таки бесконечные, а сейчас он пытается сделать то же самое, но он тяжело ранен. Вы не можете себе представить, какая у него в груди боль. Там стоит какой-то сарайчик, его сделали дети, вот к нему он и ползет.

Керн, хмурясь, вопросительно посмотрел на Траутмэна, потом на стоявшего рядом полицейского.

— Что с ним было в мое отсутствие? Что вообще происходит?

Полицейский как-то странно покачал головой.

— Ему кажется, что он — тот парень.

Керн опустился на колени рядом с Тислом.

— Держитесь, скоро прибудет врач. Очень скоро. Я обещаю.

— Это неважно.

— Держитесь. Пожалуйста.

Завывая сиренами, подъехали две огромные пожарные машины, быстро выскочили пожарники, разматывая шланги.

Опять донесся крик со стороны дома:

— Он пересек площадку! Везде кровь! Там какое-то поле и кусты!

— Не кричать я сказал! — Потом Тислу: — Окей, сейчас узнаем, правы вы были или нет.

— Подождите.

— Он скроется. Я должен идти.

— Нет. Подождите. Я хочу, чтобы вы мне пообещали.

— Я уже обещал. Врач скоро прибудет.

— Нет. Другое. Вы должны мне обещать. Когда найдете его, я хочу увидеть его конец. Я имею право. Я слишком много вынес, чтобы не видеть конца.

— Иисусе. — Керн изумленно покачал головой. — Иисусе.

— Я выстрелил в него, попал и сразу перестал его ненавидеть. Мне теперь его просто очень жаль.

— Да, конечно.

— Нет, не потому, что он в меня попал, нет. Само по себе это не имеет значения. Если бы он в меня не попал, мне все равно было бы жаль. Только обещайте, что я увижу его конец. Это мой долг перед ним. Я должен быть с ним до конца.

— Иисусе.

— Обещайте мне.

— Хорошо.

— Не лгите. Я знаю, вы считаете, что я слишком тяжело ранен, чтобы можно было тащить меня на то поле.

— Я не лгу, — сказал Керн. — Мне пора идти.

Траутмэн остался с Тислом.

— Да, вы не идете, Траутмэн, — сказал Тисл. — Вы пока хотите остаться в стороне, так? А не кажется ли вам, что вы тоже должны это видеть? Быть там и наблюдать, как он поведет себя в безвыходной ситуации?

Траутмэн заговорил наконец, и голос его был очень сухим.

— Как вы себя чувствуете?

— Я ничего не чувствую. Нет, не то. Бетон очень мягкий.

— О! — По земле пробежала ударная волна нового взрыва, небо осветила еще одна вспышка. Огонь дошел до второй бензостанции.

— Еще одно очко в пользу вашего парня, — сказал Тисл. — В школе его хорошо обучили, тут никаких сомнений.

Траутмэн посмотрел на пожарных, поливавших из шлангов здания суда и полицейского участка, на рану в животе Тисла, и его глаза блеснули. Он передернул затвор ружья, вводя патрон с дробью в патронник, и пошел через лужайку к задней части дома.

— Зачем вы это сделали? — спросил Тисл, хотя он уже сам догадался. Подождите.

Никакого ответа. Траутмэн быстро удалялся.

— Подождите, — из последних сил повысил голос Тисл. — Вам нельзя этого делать!

Но Траутмэн уже исчез.

— Черт возьми, подождите! — закричал Тисл. Он перекатился на живот, судорожно впиваясь ногтями в землю. — Я должен быть там! Это должен сделать я!

Он поднялся на четвереньки, кашляя, из живота текла на бетон кровь. К нему подбежали двое полицейских, схватили, не давая встать на ноги.

— Вы должны отдохнуть, — сказал один из них. — Успокойтесь.

— Не лезьте ко мне! Я серьезно говорю!

Он сопротивлялся, барахтался, они мягко его удерживали.

— Я имею право! Это я начал!

— Лучше отпусти его, — сказал другой. Если он будет от нас отбиваться, то причинит себе еще больше вреда.

— Посмотри, сколько на мне крови, — возразил первый. — Ну сколько ее еще может быть в нем?

Достаточно, подумал Тисл. Достаточно. Он поднялся на ноги. Это я начал, Траутмэн, думал он. Он мой. Не ваш. Парень хочет, чтобы это сделал я.

Он пошатывался, было трудно сохранить равновесие. Он знал, что если упадет, подняться уже не сможет. И одна мысль не оставляла его, парень хочет, чтобы это сделал он.

Глава 18

Отупевший от боли, Рэмбо полз через куманику к маленькому сарайчику. В отсвете пожара он видел, что одна стена его клонится внутрь, крыша под углом, а заглянуть в приоткрытую дверь он мог, там было черно. Он полз, но, казалось, слишком много времени уходит у него, чтобы преодолеть небольшое расстояние тут он заметил, что лишь производит необходимые движения, но остается на месте. Тогда он приложил больше усилий и начал понемногу продвигаться к сараю. Но когда оказался у черного входа, что-то его остановило. Почему-то ему вспомнился душ, в который его загнал Тисл, и камера, где он хотел его запереть. Они были ярко освещены, это верно, но чувство отвращения было таким же. Все, от чего он бежал, смыкается вокруг него, думал Рэмбо, и неужели он настолько обессилел, что собирается вести отсюда бой?

Ни о каком бое не могло быть сейчас и речи. Он видел слишком много людей, умерших от пулевых ранений, чтобы не понимать, сам умирает от кровотечения. Боль засела в груди и голове, резко отзываясь на каждый удар его сердца, но руки и ноги уже онемели от потери крови, вот почему так трудно было ползти. Жизни осталось совсем немного. Но, по крайней мере, он еще мог выбрать, где окончательно расстаться с ней. Только не здесь. Тут он чувствовал себя как в пещерах. Нет, на открытом месте. Он будет смотреть в небо, вдыхать чистый воздух.

Он пополз направо от сарая, неловко забиваясь глубже в кустарник. Правильно выбрать место. Это сейчас необходимо. Удобное и успокаивающее место. Он должен его найти, пока еще не поздно.